Воспоминания - Инна и Илья Хайты

Инна и Илья Хайт — близкие друзья семьи Хиршхорнов.

Илья Хайт: — Я в первый раз увидел Филиппа, когда ему было дней 7-8, я думаю. Это было сразу после того, как он родился. Мы все время поддерживали отношения с его родителями — они тогда жили на Московской улице. Это было после войны и это был тяжелый, плохой район. Коммуналка. Через несколько лет Хиршхорны переехали на Елизаветинскую улицу. Это тоже была коммуналка, но в центре Риги. Два дома от Сплендид Палас. Не помню, сколько лет они там прожили, но потом поменяли на отдельную квартиру на ул. Дарзниецибас (Садовая), параллельно ул. Валдемара. Место, где были сады — там строили новые дома. Это была квартира, в которой они жили до того, как перебрались в Межапарк.
Инна Хайт: — Мы видели этот дом, он сейчас заброшен, разваливается. Может быть, там в одном углу кто-то живет, но весь их красивый балкон, на котором были цветы…

Илья Хайт: — При них это было красиво, садик был, огород. Однажды у них созрели три ягоды клубники, и мама Филиппа принесла нам в большущей банке одну… Мы тогда очень дружили. В то время я был опять неженат, у меня было много свободного времени, и я часто у них бывал. Работал я в мебельном магазине, они часто ко мне заходили, и Люда (мама) даже иногда оставляла у меня маленького Филиппа. А у нас в Риге был тогда один очень известный портретист-фотограф. У него все великие люди (города) снимались. Он работал на Бривибас, в самом центре города, там, где памятник Свободы, на углу. Там была большая витрина, где он выставлял всяких знаменитостей – дипломаты, артисты… И там был снимок Филиппа. Лет 9-10, со скрипкой. Фотограф постоянно менял портреты, а этот снимок стоял годами. Он там красивый такой был. Мы уехали, а снимок там так и остался на витрине. Мимо этого портета просто нельзя было пройти! Сейчас этого ателье уже нет, на его месте бюро путешествий. ..
Филипп учился у Стурестепа, и Стурестеп его очень любил, потому что понял, сразу понял, что из него что-то получится. Он много времени отдавал Фелику. Приходил к ним домой, очень его опекал и много помогал. Это, конечно, были первые шаги, но Стурестеп к нему очень хорошо относился.

Инна Хайт: — Люда рассказывала, что однажды им надо было к Стурестепу идти через Верманский сад, там были голуби, и Люда обещала, что после урока они будут кормить голубей. Урок затянулся, и стало темнеть, а Филпп всё мрачнел и мрачнел и вдруг сказал: «Голубки, наверно, уже спят». Стурестеп Филиппа отпустил, чтобы успел их покормить.

Илья Хайт: — Вообще много раз Филипп хотел что-то особенное… Однажды сказал, что хочет живую лошадь. Родители говорили, что нет денег, и тогда он сказал — попросите дядю Илю, пусть он купит мне лошадь.
Хиршхорны всегда жили довольно скромно. Всё время. Гарри (папа) работал после войны инспектором по электроснабжению города. Люда печатала на машинке, она много работала. Приносила, относила пачки… А вот когда Филипп получил свой приз на конкурсе, то это были хорошие деньги. Тогда в Союз нельзя было привезти валюту, и он получил вместо денег ваучеры. В Риге был один-единственный магазин, где можно было отоваривать эти ваучеры. А тогда, знаете, были очень модны плащи из болоньи. Они были маленькие, их можно было сложить и положить в сумку, очень удобно. И их нигде нельзя было достать, в обычных магазинах они не продавались, поэтому за них платили хорошие деньги. На те деньги, что он получил, можно было купить, кажется, 25 плащей. Но этого нельзя было делать, никто бы не продал одному человеку двадцать пять плащей! И они придумали такую штуку, которая называлась «акция «Б». Все знакомые ходили с этими бумажками в магазин, пока не отоварили плащами все ваучеры. И потом их продали за хорошие деньги.
А вообще, когда Филипп победил на конкурсе, то в Риге был переполох, это было событие. Большое событие — ох, что творилось, когда ему дали первое место! Я помню, как сейчас. Люда с Гариком счастливые были. А из официальной реакции была какая-то заметка в газете, в «Ригас балсс» (Голос Риги), маленькая статья.
Я помню, какие трудности делал ему директор филармонии Швейник, когда он хотел уехать. Чтобы уехать , там был такой порядок: партком, профсоюз, место работы, все характеристики… и если кто-нибудь скажет «нет», значит, никто никуда не поедет. Так этот Швейник был страшно против. Он такое там творил… он говорил, что Хиршхорну надо пальцы переломать за то, что он хочет уехать.

Инна Хайт: — Потом еще Стурестеп помогал ему вывозить скрипку. Он думал, что это очень ценная скрипка, и я её вывезла. И Миша Майский за ней пришел и прятал у себя здесь в Израиле. Потом эта скрипка оказалась не такой уж ценной, но Филипп играл именно на ней, когда приехал в Израиль. Мы тогда были в ульпане, от Тель-Авива это было далеко, и вдруг услышали, что Филипп дает концерт. Это был его первый концерт в Тель-Авиве. Мы тогда были молодые, легкие на подъем, буквально соскочили с места и поехали, и успели. Автобус шёл часа три. Филипп играл в музее. В Тель-Авиве есть музей с концертным залом, и вот мы сели и слушаем, а бабушки вокруг шепчут: «Наконец-то у нас в Израиле есть свой настоящий скрипач». Он играл не с оркестром тогда, а с пианистом. После концерта в толпе столько было знакомых рижан… Но они всё-таки уехали из Израиля. Израиль крохотная страна, и оттуда не так легко выбираться. Для музыканта гораздо лучше жить в центре Европы. Кроме того, у нас националистическая страна, а Филипп не считался евреем, потому что его мать не еврейка. Возможно, благодаря таланту его могли бы принять за своего, но уехали так уехали. А ведь Филипп даже на фронт ездил выступать, когда была в Израиле война. Но они выбрали Бельгию, мы потом были там в гостях много раз.